Офшор — это вообще законно? Зачем крупные компании меняют юрисдикцию и выгодно ли это начинающим предпринимателям
21.10.2021
издание: Skilbox Media
автор: Елена Федотова
- Как офшоры заработали плохую репутацию и почему регистрация там не считается преступлением
- Зачем стартапы регистрируют за рубежом, даже если они ещё не приносят прибыли и не нуждаются в налоговых льготах
- Как компания в офшорах помогает мотивировать сотрудников
- Как английское право защищает российские интеллектуальные продукты
- Какие ограничения ждут стартап, зарегистрированный за рубежом, и можно ли перерегистрировать его в российском офшоре
Чтобы привлечь инвестиции из-за рубежа, некоторые страны и регионы вводят простые правила регистрации новых компаний и ведения отчётности, низкие или даже нулевые налоги, а также проводят финансовые операции почти инкогнито.
Согласно Tax Justice Network, в мире сейчас около семидесяти тихих гаваней. Среди них — Британские Виргинские и Каймановы острова, Бермуды, Нидерланды, Швейцария, Люксембург и Гонконг. Именно такие территории называются офшорами. Но некоторые из опрошенных Skillbox Media экспертов использовать это слово отказываются: «Слишком большой слой субъективных ассоциаций и ложных представлений».
Сама по себе регистрация компаний в офшорах не считается преступлением. Но возможность сохранить инкогнито часто привлекает финансовых преступников и госслужащих, которые хотят скрыть серые сделки, незадекларированное имущество и связи с частными компаниями.
В недавно опубликованном досье Pandora Papers фигурируют послы, мэры, министры, советники президентов, генералы и глава центрального банка. В общей сложности расследователи нашли там 330 чиновников и политиков из 91 страны мира. Многие могут быть замешаны в коррупции. Вместе с ними под критикой оказываются и сами офшоры, и добросовестные компании.
Зачем стартапы и техкомпании регистрируются за рубежом?
Денис Четвериков живёт на Кипре восемь лет, поэтому он зарегистрировал там свой стартап мобильных приложений для персональной продуктивности Extime. Комфортным для IT-компаний он считает налоговый режим IP Box. В течение 10 лет ставка подоходного налога на 80% дохода равна нулю, а с оставшихся 20% компании платят 12,5% — итого выходит 2,5%, говорит Четвериков.
Низкие налоги, с которыми ассоциируются офшоры, не интересуют основателей стартапов на стадии запуска, считает представитель крупного российского фонда венчурных инвестиций, пожелавший остаться неизвестным. На этапах seed и тем более pre-seed им просто не с чего их платить — нет прибыли, говорит он.
Сооснователь и генеральный директор инвестиционного холдинга «Авенир» Ольга Масютина в своей практике также не встречала примеров, когда налоговые льготы подтолкнули бы российский стартап сменить юрисдикцию. «Видимо, это проблема зрелых проектов, наши портфельные компании пока находятся в пубертатном периоде», — говорит Ольга Масютина.
Чаще всего за рубежом регистрируют стартапы и техкомпании, ориентированные на международные рынки. Одни фаундеры поступают так из-за валютного контроля и страха отпугнуть иностранных заказчиков, вторые следуют за западными инвесторами, третьи переезжают из-за соглашений о неконкуренции.
«Открыть и поддерживать иностранные компании непросто и недешёво, поэтому для ухода из-под российской юрисдикции должны возникнуть веские причины», — говорит Масютина. По её словам, вопрос регистрации за рубежом поднимается, только когда появляются перспективы привлечь стратегического инвестора, структурированного за пределами России.
«Предприниматели, работающие на российском рынке и с российскими инвесторами, могут смело структурировать сделки в России. Зачем им кормить зарубежные юрисдикции? — говорит Сергей Дашков, бизнес-ангел и сооснователь клуба инвесторов Angelsdeck. — Но если стартап работает на глобальных рынках и привлекает международный венчурный капитал, то Россия как юрисдикция безнадёжно проигрывает. Большинство управляющих иностранного венчурного фонда отправит такие заявки в корзину без рассмотрения, потому что без веских причин никто не тратит время на изучение особенностей ведения бизнеса в экзотических юрисдикциях. Именно поэтому в новостях недавно отгремел заголовок: „В России нет ни одного стартапа-единорога“. Его действительно нет, хотя единорогов с „русскими корнями“ предостаточно».
Ориентированным на глобальный рынок стартапам Сергей Дашков советует искать инвестиции в США: «Рыбу проще ловить в рыбном месте, а юрисдикцию для привлечения капитала нужно выбирать там, где много капитала».
Как и почему российские предприниматели регистрируют компании за рубежом?
В 2020 году основатели «Модульбанка» Яков Новиков, Андрей Петров и Олег Лагута и сооснователь сервиса «Деньги вперед» Константин Стискин запустили финансовый сервис для предпринимателей Finom. Он помогает создавать инвойсы (документы, необходимые для таможенного оформления товара) и отправлять их клиентам, напоминает о необходимости оплаты и предлагает встроенные ссылки, чтобы её провести.
К январю 2021 года проект привлёк порядка 20 млн долларов инвестиций и примерно три тысячи пользователей из Италии, Германии и Франции. Головной офис компании располагается в Нидерландах.
В интервью The Bell основатели назвали как минимум три причины старта за рубежом: пожелания иностранных инвесторов, возможности быстрого запуска финансового сервиса через партнёров (5–6 месяцев вместо полутора-двух лет в России) и соглашение с бывшими партнёрами. По условиям расставания с «Модульбанком» команда три года не может заниматься в России онлайн-банкингом, онлайн-бухгалтерией или онлайн-кассами.
В сегменте B2C иностранцы избегают сервисов с российским юридическими лицами и редко оставляют в них заявки, рассказывает предприниматель, пожелавший остаться неизвестным. Его компания работает с туристами и помогает им защищать свои права. Почти все её конкуренты зарегистрированы в странах ЕС, несколько — в США.
«Если бы клиенты жили в России, мы бы строили компанию в России, — говорит собеседник Skillbox Media. — При объёме выручки до нескольких миллионов долларов не так важно, где ты зарегистрирован, с точки зрения безопасности [капитала] важнее регистрироваться там, где находятся твои клиенты, — тогда ты не тратишь время на выстраивание сложных процессов и просто делаешь своё дело». Компанию зарегистрировали в ЕС, но фаундер признаёт, что и в новой юрисдикции возникают проблемы — например, с открытием счёта и переводами средств.
Основатель и гендиректор компании — производителя игр Nival Сергей Орловский начал своё дело в России ещё в 1996 году. Спустя 20 лет он переехал в Лимасол сам, а затем перенёс головной офис на Кипр. Остров выбрал из-за низких налогов, отсутствия разницы во времени, простоты найма сотрудников из России. Сейчас на Россию приходится только 2–3% заработка компании, на ЕС и США — более 60%. Регистрировать в офшоре стартап, ориентированный на внутренний рынок, он не рекомендует.
Сейчас в России ввели много хороших налоговых режимов, рассчитанных на работу внутри страны, — среди мер, в частности, снижение налога на прибыль для IT-компаний с 20 до 3%. Орловский говорит, что проблемы возникают, когда компания начинает развиваться за границей: например, двойное налогообложение по НДС за рекламу и валютный контроль. «Отсутствие этих проблем за рубежом значительно упрощает жизнь», — считает предприниматель.
По наблюдениям Дмитрия Парамонова, старшего юриста налоговой практики Bryan Cave Leighton Paisner (Russia) и члена Ассоциации менеджеров, чаще всего офшорные компании создают при регистрации инвестиционных компаний, работающих на мировых фондовых рынках, торговых домов, ведущих международную торговлю, и компаний — владельцев прав интеллектуальной собственности. Большинство опрошенных Skillbox юристов вместе с тем отметили, что российское корпоративное право заметно обновили и поэтому структуры в иностранных юрисдикциях создаются всё реже.
Как офшоры помогают мотивировать сотрудников?
В 2013 году основатель «Додо Пицца» Фёдор Овчинников написал письмо сотрудникам, в котором пообещал выделить опционы (право на выкуп акций или доли в компании) пяти-шести ключевым менеджерам. Некоторые из них пришли в «Додо Пицца», закрыв собственный бизнес, другие согласились на зарплаты вдвое меньше, чем привыкли.
Чтобы привлечь квалифицированные кадры и компенсировать им потери, Овчинников пообещал выделить каждому по 0,25% компании в виде опциона. На момент написания письма стоимость «Додо Пицца» оценивали в 200 млн рублей. После консультаций с юристами Овчинников решил, что «единственный работающий вариант [выделить опцион] для маленького предприятия — создать офшор».
«Согласно российскому законодательству, компания, зарегистрированная как ООО, не может выпускать или приобретать на собственный баланс казначейские доли (то есть доли, принадлежащие самой компании). Для АО ограничены размер и сроки пребывания таких акций на балансе компании. Поэтому российские компании реализуют опционные программы через сложные механизмы с привлечением корпоративного договора», — рассказывает Александр Гармаев, руководитель группы корпоративных проектов юридической фирмы Vegas Lex.
Эксперт отмечает, что в одних случаях сотрудники сразу получают доли в компании, но основатели не закрепляют их права в корпоративном договоре, чтобы избежать злоупотреблений. Фактически за сотрудниками остаётся только право на дивиденды — они не могут продать свою долю или заблокировать спорное решение основного акционера на голосовании.
В других случаях основатель (SPV) заключает с сотрудниками опционный договор, согласно которому они получат свои доли не прямо сейчас, а после выполнения определённых условий. Однако такое соглашение не гарантирует исполнение опциона и становится невозможным, если основатели продадут свои доли.
Некоторые компаний идут по простейшему пути и используют так называемые фантомные опционы — денежные премии, привязанные к финансовым показателям компании (EBITDA) и KPI сотрудника. Но доли компании при таком подходе не распределяются, добавил Гармаев.
«За рубежом, как правило, создаётся специальный опционный пул из акций компании, закреплённых на её балансе (ESOP). Считается, что такой механизм хорошо защищает права сотрудников, и, если они выполнили свои KPI, обещанный им опцион реализуется», — заключил собеседник Skillbox Media.
По словам Масютиной, иностранные компании используют вестинг и обратный вестинг — инструменты, позволяющие выделить процент акций с привязкой к KPI и проведённому на проекте времени. Гармаев замечает, что нередко в иностранной юрисдикции создаётся холдинговая компания с долей в российской компании вплоть до 100% — при такой структуре иностранным правом регулируются все договорённости акционеров, в том числе опционный пул.
Компания «Дипи глобал груп лимитед», связанная с «Додо Пиццей», зарегистрирована на Британских Виргинских островах. В интервью «Ведомостям» Овчинников признался, что выбрал самую дешёвую юрисдикцию. Он также использовал компанию на Виргинских островах, чтобы заключать сделки с частными инвесторами, поддержавшими пиццерии через краудфандинг.
Овчинников нашёл несколько десятков инвесторов с помощью объявления в своём блоге, фонды в него тогда не поверили. В конце 2020 года акциями и опционами Dodo Brands владели около 200 сотрудников.
«Когда масса людей, с которыми нужно договариваться, переваливает за критическую, управлять договорённостями становится трудно, — говорит Ольга Масютина из „Авенира“. — Оформлять каждое телодвижение и решение в российском праве хлопотно и дорого во всех смыслах, в британском праве этот процесс максимально упрощён». По словам Овчинникова, компания на Британских Виргинских островах не генерирует прибыли — все налоги платят в России.
Помогает ли офшор защитить интеллектуальную собственность?
Предприниматели часто говорят, что зарегистрировали компанию в офшоре ради защиты интеллектуальной собственности. Но согласны ли с ними юристы?
Российские законы, так же как иностранные, защищают все объекты интеллектуальной собственности: изобретения, промышленные образцы, программы для ЭВМ, базы данных и иные объекты авторского права, говорит Вероника Попеленская, старший юрист и патентный поверенный адвокатского бюро «Андрей Городисский и партнёры». И даже если компания зарегистрирована за рубежом, отстаивать свои права в случае нарушений всё равно придётся в России.
Если права на объекты интеллектуальной собственности нарушены, претензии рассматриваются в стране, где произошли злоупотребления, вне зависимости от юрисдикции правообладателя. «Практика российских судов в рассмотрении споров в сфере интеллектуальной собственности достаточно развита и полнообъёмна», — считает Попеленская.
Иностранная юрисдикция может оказаться полезной не столько в суде, сколько на стадии, когда интеллектуальные права только регистрируются.
Если стартап построен на технологиях и нацелен на международный рынок, то защита интеллектуальной собственности становится одним из самых важных аспектов его запуска, говорит Масютина. Иностранная компания как владелец НМА может сократить издержки: во многих странах нерезиденты вынуждены работать с национальными патентными органами через многочисленных посредников, а это долго и дорого. Поэтому разумнее сразу зарегистрировать иностранную компанию на рынке, на котором планируется распространять продукт, и регистрировать патенты и права самостоятельно, считает Масютина.
Орловский считает, что регистрация интеллектуальных прав на компанию за рубежом может оказаться полезной в критический момент. «Если предприниматель зарегистрировал интеллектуальные права на иностранное юрлицо, при насильственном захвате части бизнеса в России он сможет сохранить за собой IP-права и продолжить работать в других юрисдикциях, это снижает страновые риски», — говорит Орловский.
Чем опасна регистрация в офшоре?
По данным журнала Международного валютного фонда, из-за низких налоговых ставок в офшорах правительства недополучают в виде корпоративных налогов от 500 до 600 млрд долларов в год. Чтобы вернуть эти средства домой, правительства амнистируют капиталы, открывают внутренние офшоры и совершенствуют антиофшорное законодательство.
Списки ограничений в России постоянно расширяются. Например, в июне этого года компаниям с бенефициарами из офшорных юрисдикций, в том числе через несколько цепочек, запретили участвовать в госзакупках в России. Во время пандемии многие предприниматели и стартаперы говорили, что именно госзаказ может существенно поддержать их компанию. Сейчас в чёрный список офшорных юрисдикций Минфина входит 40 юрисдикций, в том числе Британские Виргинские острова, Мэн, Джерси, Каймановы острова, ОАЭ.
Как говорит Александр Гармаев из Vegas Lex, ограничения могут появиться и на уровне инвестиционных деклараций, если потенциальные инвесторы ассоциированы с государством.
Чтобы мотивировать компании вернуться в Россию, власти также развивают специальные административные районы на островах Русский и Октябрьский в Приморском крае и Калининградской области. Эти районы известны как «российские офшоры». Сейчас в них работают примерно 60 компаний, в том числе «Русал», по одной структуре Совкомбанка и группы компаний «ПИК», а также созданный «Яндексом» международный фонд «Фонд общественных интересов».
Резиденты САР получают смягчённый контроль и статус валютного нерезидента России — они освобождаются от валютного контроля. Налог на доходы с полученных ими дивидендов и от реализации акций составляет 0%, если компания сама выплачивает дивиденды — 5%. Информацию о владельцах компаний-резидентов могут получить управляющие спецрайонами компании, контролирующие органы и суды, которым не всегда доступна информация из зарубежных офшоров.
Зарегистрироваться в российском офшоре могут далеко не все. Например, стартапам пока не подходят специальные административные районы — стать их резидентами могут только существующие иностранные компании, которые готовы инвестировать в Россию не меньше 50 млн рублей за полгода.
Елена Федотова
Skillbox Media, 21 октября 2021 года
